В нашем музее открылась фотовыставка "Простые лица" о норенском периоде жизни Иосифа Бродского. На выставке представлены отдельные предметы быта, фотографии 60-х годов: Иосифа Бродского, его ленинградских друзей, коношан и жителей деревни Норенская, которым пришлось по различным причинам общаться с И.А. Бродским. 12  фотографий, представленных на выставке, сделаны самим Иосифом Бродским во время его работы разъездным фотографом в Коношском комбинате бытового обслуживания. Выставку дополняют воспоминания коношан о поэте.

Поэт, переводчик, критик, эссеист, драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года Иосиф Александрович Бродский в 1964 - 1965 годах находился на территории Коношского района. Решение суда – высылка на 5 лет с обязательным привлечением к физическому труду.
Ссылку он отбывал в деревне Норенской. Свободного времени здесь было достаточно, и оно целиком заполняется творчеством. Здесь он создал наиболее значительные произведения доэмигрантского периода.

      ...Здесь, в северной деревне, где дышу
      тобой, где увеличивает плечи
      мне тень, я возбуждение гашу,
      но прежде парафиновые свечи,
      чтоб тенью не был сон обременен,
      гашу, предоставляя им в горячке
      белеть во тьме, как новый Парфенон
      в периоды бессоницы и спячки... (из "Северная почта")
 

В 1965 году, под давлением мировой общественности, решением Верховного суда РСФСР срок высылки сокращен до фактически отбытого (1 год, 5 месяцев). В этом же году в Нью-Йорке выходит первая книга Иосифа Бродского на русском языке «Стихотворения и поэмы». В период ссылки им написаны такие известные стихотворения, как «Одной поэтессе», «Два часа в резервуаре», «Новые стансы к Августе», «Северная почта», «Письмо в бутылке», «Брожу в редеющем лесу…», «Тебе, когда мой голос отзвучит...», «Орфей и Артемида», «Гвоздика», «Пророчество», «24.5.65 КПЗ», «В канаве гусь, как стереотруба...», «В деревне бог живет не по углам...», «Чаша со змейкой», «В деревне, затерявшейся в лесах...», «Северный край, укрой…», «Дни бегут надо мной…», «С грустью и с нежностью» и другие.

Осень в Норенской 

      Мы возвращаемся с поля. Ветер

      гремит перевёрнутыми колоколами вёдер,

      коверкает голые прутья ветел,

      бросает землю на валуны.

      Лошади бьются среди оглобель

      черными корзинами вздутых рёбер,

      обращают оскаленный профиль

      к ржавому зубью бороны.

              Ветер сучит замерзший щавель,

                                            пучит платки и косынки, шарит

                                            в льняных подолах старух, превращает

                                            их в тряпичные кочаны.

                                            Харкая, кашляя, глядя долу,

                                            словно ножницами по подолу,

                                            бабы стригут сапогами к дому,

                                            рвутся на свои топчаны.

      В складках мелькают резинки ножниц.

      Зрачки слезятся виденьем рожиц,

      гонимых ветром в глаза колхозниц,

      как ливень гонит подобья лиц

      в голые стёкла. Под боронами

      борозды разбегаются пред валунами.

      Ветер расшвыривает над волнами

      рыхлого поля кулигу птиц.

                                               Эти виденья - последний признак

                                               внутренней жизни, которой близок

                                               всякий возникший снаружи призрак,

                                               если его не спугнет вконец

                                               благовест ступицы, лязг тележный,

                                               вниз головой в колее колесной

                                               перевернувшийся мир телесный,

                                               реющий в тучах живой скворец.

    Небо темней; не глаза, но грабли

    первыми видят сырые кровли,

    вырисовывающиеся на гребне

    холма - вернее, бугра вдали.

    Три версты еще будет с лишним.

    Дождь панует в просторе нищем,

    и липнут к кирзовым голенищам

    бурые комья родной земли.